«… Снегопад в июле утвердил поколебленный жарой

тезис:  «Территория есть Территория».

Журналисты, прибывшие освещать навигацию,

теперь уверенно щеголяли по улицам

в импортных сапогах и куртках,

предусматривавших чрезвычайные случаи жизни.

Территория есть Территория.

Тундровые  пожары затихли. Установилась нормальная погода из холодного солнца, дождей и ветров.

(Олег Куваев. Территория. — М. изд-во»Paulsen», 2015,  С.107)

Где-то там —  далеко-далеко  — раскинулась необъятная Территория.

Если в Иркутске  встать в полдень затылком к солнцу, то смотреть будешь прямо на север, а Территория — она где-то на северо-востоке. За Байкалом; за вздыбленными горами, где гряда сменяет гряду, гудит гнус в глухих распадках, а по продавленным в незапамятные времена  ледниками долинам вьются реки и синеют глаза озер;  за бескрайними тундрами, болотами и марями, там, у Ледовитого океана встанут стеной странные холмы — у которых верхушки словно срезаны — там и надо искать Территорию.

 

Есть Главное Геологическое  Управление в столице.

Москве подчиняется Город на берегу океана —  5680 километров от Москвы.  Там тоже Управление, но уже региональное. Главное богатство Города —  золотоносная Река и земли вокруг нее.

Городу подчиняется Поселок — 1410 километров от Города.  Это  вотчина «Северстроя», порт, бараки — общежития. Двухэтажное здание геологического управления — полярным летом его окна светятся круглосуточно, отражая стеклами оранжевое солнце.  Поселок — столица Территории, Кетунгского нагорья, холмов Нганай, холмов  Марау.

Заштатная Территория, заштатное геологическое управление вдали и от Города, и от Реки.

Территория считается царством олова: оловоносной геологической провинцией.  Там  залежи касситерита, оловянной руды.

А олово и золото на одной территории не уживаются. Во всяком случае, так считается, так было в других местах.

Война закончилась, основные раны страна залечила. Наступают шестидесятые годы.  Золото стране нужно — это валюта. Но нужно промышленное золото, то есть месторождение (ия) золотосодержащих руд, из которых золото можно извлечь в промышленных масштабах. А разведка такого золота требует огромных средств, и никто не даст их для территории, на которой царит олово, с золотом не уживающееся.  Касситерит — это тоже неплохо.

 

Но вот в геологическое управление Поселка переводится главным геологом Будда: человек с репутацией тяжелого танка с полным боекомплектом. Илья Николаевич Чинков. Инженер-геолог, золотишник.

Будда  — разведчик и добытчик золота для государства. Открыватель крупнейшей золотой россыпи на Реке.   Он знает, что золото на Территории есть. Но ему нужны доказательства: не для себя, для Города. Чтобы получить средства для полномасштабной разведки и разработки.  Золото крайне нужно Городу:  за последние три года  добыча его на Реке упала —  вычерпали. Или будут найдены новые площади, или — всем привет. В том числе и Поселку:  в недрах Управления зреет мнение, что, поскольку после войны такой уж острой нужды в касситерите больше нет, а содержать Поселок дорого, проще законсервировать, людей вывезти, оставив съемочную партию, пусть потихонечку ведут съемку.    Но вот только не надо разбазаривать государственные средства, делая вид, что идет поиск золота на территории олова, таких вот сказок — не надо, товарищ Чинков. («Ну и сволочь же ты, товарищ Робыкин, точно выбрал время для сведения личных счетов!»  )

Чтобы победить в этой тихой, но безжалостной войне,  Будде нужно решить две основные проблемы:

НАЙТИ золотоносные площади.

ПОНЯТЬ, почему золото там, каким образом золото на Территории уживается с оловом вопреки всему, что было известно ранее.

Чинков — полководец.  У него есть свои, преданные ему лично,  люди: такие, к примеру,  как личный адъютант и  правая рука, легендарный промывальщик Куценко по прозвищу Скарабей, способный уловить золотые следы там, где  и ушлый артельщик не намоет.  Найти золото он может, а вот понять закономерности…

Возможно, золото есть за рекой Ватап. А может быть, в долине реки Эльгай.  Если, конечно, оно не прячется в верховьях реки Китам. Но золото на Территории есть!

Чинков — самый молодой среди корифеев-валютодобытчиков, с их точки зрения он — мальчишка, выскочка.  Но  — годы.  Инфаркты.  Силы уже не те.

И Будда ищет среди геологов «Северстроя» себя молодого: сильного, выносливого, азартного, честолюбивого —  не до премий, надбавок и почестей, а  жадного до неведомого.  Способного пересечь непроходимую реку Ватап, пройти маршрутом по нехоженым землям, принять, в случае неудачи, всю тяжесть вины на себя, объявив эту авантюру личной инициативой,  но добыть,  принести данные, проанализировать и геологически обосновать золото Территории.

Его выбор падает на молодого геолога, вятского парня Сергея Баклакова,

 

Вот только не надо думать, что Будда благостно выбрал себе преемника, молодого Пушкина,  и «в гроб сходя, благословил». Ага, сейчас!

Шиш бы Будда подпустил Баклакова к Территории, если бы не возраст, если бы ноги ходили, как раньше, если бы не сердце, надорванное инфарктами, не прокуренные до черноты легкие: ушел бы в маршрут сам, никому не отдал бы это счастье пройти своими ногами по золотым следам, проломиться через непролазные топи, перемахнуть заснеженные  горы, впитать в себя всю эту землю с  дурманящими запахами трав, смолистого стланника,  северного ветра, поймать за хвост золотого змея, выволочь его из вечной мерзлоты — и ощутить утробную звериную радость от собственного могущества, оттого, что смог, нашел, понял! Никто не смог — а он, Будда, смог! Никакие медали и премии, никакие застольные тосты и уважительный шепоток за спиной даже близко не сравнятся с этим чувством собственного могущества.

И вот эту радость приходится, скрипя зубами, уступать молодому: который, разумеется, все запорет, утонет, не дойдет, не поймет, щенок, где ему!,   а нужно отдать ему свою Территорию, хитрую, непокорную, коварную, дву — да даже трехликую, как позже окажется.  И ничего не поделаешь — надо. Нет в других такого куража, они — стопроцентно не смогут. А у этого есть крохотный, но шанс.  Надо отдать — и остаться при должности, при кабинете, при начальственном кожаном прикиде, повышенном окладе,  всем том, что ни стоит ни гроша, что Будда,  не задумываясь бы, обменял  на молодые ноги и здоровое сердце.

 

И Сергей Баклаков уходит в опасный одиночный маршрут за реку Ватап, чтобы  вернуться с золотом обратно, не себе его найти, людям, всем, для страны. Ведь только так и можно шагнуть в неведомое, рискуя жизнью…

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Мне нравится заставка в фильме «Территория», где вместе с титрами оживают полевые дневники, заметки, геологические карты.  И какое же это, оказывается,  счастье, увидеть на большом экране  брезентовую палатку,  вьючные ящики, рюкзаки, чайник закопченный…

Полевой палаточный лагерь,  в котором, если приглядеться к кадрам в фильме,  к подвесному мосту привязана веревка, а на конце ее болтается  в холодной горной речке мешок — со свежим мясом, например. Вместо холодильника. Иногда, знающие люди говорят, так и водку охлаждали.

Нравится мне кожаная куртка на товарище Чинкове —  у папы была почти такая же,  монгольской мягкой кожи, очень ценились, ветер такую куртку не пробивает, тепло:

 

Это большая удача — смотря фильм вспомнить, узнать собственные истоки, те правила и принципы,  что определили и твою жизнь вплоть до мелочей.  Меня всегда изумлял в фильмах такой прием:  опасная ситуация, какой-нибудь девочке или тетеньке говорят: «никуда ходить нельзя, жди нас» — и уходят, например, на разведку местности. После чего она, обязательно,  тут же снимается с насиженного места и прет на рожон, получая в итоге по голове и огребая кучу неприятностей.  По меркам моего детства —  это полная дикость, недопустимое поведение.  Если сказано «нельзя» — значит, «нельзя». Сиди и жди. Где тебя искать, если ты уйдешь? Вот если не вернулись, если стало понятно, что случилась беда — вот тогда иди, проявляй инициативу, выживай, как сможешь, вот теперь и геройствуй на здоровье.  Категорический запрет в геологии ходит в маршруты в одиночку —  он же не с потолка взят.  Только начальник партии — опытный геолог —  имел негласное право ходить один,  да еще проводник-эвенк, остальные — строго в паре. Потому что предполагалось, что и опытный геолог, и охотник-эвенк  способны  самостоятельно рассчитать степень риска. И в фильме, как мне кажется, хорошо показано, как возникали эти запреты, как установки военного времени, когда надо работать несмотря ни на что, сменялись техникой безопасности времени мирного, где лишние жертвы ни к чему: к примеру, нас учили, что  нельзя выскакивать вот так запросто из вертолета с работающими винтами  и идти по своим делам. Головы совершенно реальным людям сносило, как гильотиной.  Вывалился — и лежи плашмя на земле, пока винты не остановятся, целее будешь.  Только там, где нельзя глушить машину, и то, с массой предосторожностей —  там можно.

И  героический одиночный маршрут Баклакова закончился бы весьма плачевно, не спаси его старик Кьяе с внучкой.

 

Да и вообще поиски золота на Территории — дело коллективное, общее дело.  Все идет в один котел:

 

И  промывка ручьев Скарабеем, и найденное партией Жоры Апрятина  месторождение киновари, позволившее средства, направленные на его освоение, перегруппировать,  и шурфовые работы партии Монголова —  все сыграло свою роль.

И вот тут встает неизбежный  вопрос — а как вообще можно рассказать в фильме о работе геологов?   Ведь как выглядела победа Чинкова, его доказательство наличия золотой россыпи на Территории  в книге Олега Куваева?

«… Вышел Баклаков. Он поймал брошенный из-под век взгляд Будды: «Спокойно и не зарывайся». Баклаков и начал нарочито спокойно. Он описал геологическое строение долины реки Эльгай. С подробными петрографическими данными рассказал о двух типах гранитов — более древних, за пределами работы партии, и молодых, распространенных, видимо, по всей территории. Вскользь рассказал о возможном делении на формации лав Кетунгского нагорья.  «Касситерита на территории партии не обнаружено, — сказал Баклаков. — Причина, по нашему мнению, заключается…»

— Об олове мы знаем достаточно, — перебил его Робыкин. — Но странное дело! На реке Эльгай работает разведка. О ней мы не слышали ни слова. Или в Поселке не знают, сколько стоит день работы разведки и сколько стоит один шурф? — Робыкин обвел всех присутствующих взглядом, как бы приглашая понять столь очевидную нелепость.

— Или нечего сказать, или засекречено, — сказал тот же приближенный Робыкину голос. Баклаков опять поймал взгляд Чинкова, внимательный и настороженный.

— В приложении к отчету изложены возможные перспективы золотоносности. Данных по разведке просто пока нет, так как промывка шлихов приурочена к весне. Есть предположение…

— Об этом позвольте мне, — сказал Чинков. Он встал. — в отчете изложено мнение Сергея Александровича Баклакова о возможном для Территории типе ловушки для золотых россыпей. Эти ловушки приурочены к зонам пересечения разломов. По предварительным данным разведки…

В это время раскрылась дверь, и, как в кино, возник Монголов. На мгновение в проеме мелькнула победная фигура Голубенчика, который за пять часов успел захватить самолет, поймать Монголова и доставить его в управление. Монголов был небрит и, как никогда, походил на кадрового армейского неудачника. За Монголовым топал Малыш с фанерным листом на вытянутых руках. На листе лежали пронумерованные мешочки со шлихами.

— Как подтверждение взглядов авторов отчета на золотоносность, мы можем продемонстрировать пробы из долины реки Эльгай, — закончил Чинков. — Еще раз напоминаю, что пробы намыты именно в том месте, которое теоретически предсказал инженер Баклаков.

Баклаков поймал на себе мгновенный фотографирующий взгляд Робыкина.

Малыш хотел положить фанеру на стол Чинкова, но передумал и сунул лист на колени сидящего рядом с Робыкиным представителя Города. Все мешочки были заполнены равномерным желтым песком с самородками. в нескольких лежали отдельные крупные яйцевидные с вкраплениями кварца куски золота.  «

Это одна страничка из почти трехсотстраничного романа —  и по ней можно снять отдельную серию — про разные типы гранитов, про то, как завхоз  Голубенчик искал и захватывал  самолет, чтобы доставить небритого Монголова в управление, про атмосферу на совещании,   —  и попытаться подробно объяснить, что, к примеру,

ШЛИХ —
остаток (концентрат) минералов, получаемых в результате промывки рыхлых отложений или дробленых горных пород и минеральных образований.

И если в шлихах — то есть в концентрате минералов, оставшихся после промывки горных пород присутствует весовое  золото — то есть золото, которое можно взвесить —  то вот тогда речь может идти об открытии  месторождения промышленного золота, о том, что его можно извлечь из горной породы: несколько грамм из тонны руды.

Помню я это золото, принесла как-то мама из лаборатории. В маленькой, плотно закрытой пробирке, наполненной черной угольной массой, тускло поблескивали, если пробирку долго крутить в руках, две или три крохотных пылинки желтого цвета. Вот и все  легендарное золото. В этом плане картонная корона, которую папа сделал мне на Новый Год, приклеив к ней роскошные блистающие драгоценности из битого цветного стекла и покрасив ее специальной «золотой» краской выглядела куда как более представительно, прямо как и должна выглядеть настоящая золотая вещь.

Поэтому рассказать визуальными средствами о поисках геологами золота — совсем не простая задача.

К тому же роман наполнен людьми, за каждым — своя уникальная судьба.

Не так уж и много мы видим, например, в кадре секретаря Будды строгую  Лидию Макаровну:

«Лидия Макаровна сидела перед зачехленной машинкой, смотрела в стену и курила. В пепельнице неряшливой горкой дыбились докуренные до мундштука папиросы «Норд». Привычкой палить папиросы до «фабрики», одеждой (не то жакет, не то китель из темного шевиота), собранной кое-как прической и неласковым взглядом Лидия Макаровна напоминала замотанных вдов военного времени.»

А ведь ее судьба тоже тянет на отдельный фильм:

«Баклаков, как во сне, подумал о том, что когда-то Лидия Макаровна была очень красива. Это чувствовалось. Была красивая комсомолка Лида, туманным утром сошедшая с парохода в бухте, залепленной диким скопищем бараков, палаток, землянок, на месте предстоящих архитектурных излишеств. Строгий отбор ленинградского горкома направил ее в места, где имелось мало законов. Была романтическая, известная на весь «Северстрой» любовь с одним из первооткрывателей золотоносных россыпей реки. Но нет уже первооткрывателя, сорвавшего в длинных маршрутах сердце. Был муж, диктатор золотого прииска. Но нет уже мужа, сгоревшего от допинга — чифира пополам со спиртом, в бессонные годы, когда золота требовала война и служебное порицание, если требовалось, было одним: высшая мера. Но выше  высшей меры был долг, ибо золота требовала война. И нет уже сына, морского летчика, сбитого где-то над Баренцевым. Есть Лидия Макаровна, ангел-хранитель молодых инженеров, страх и совесть местного комитета, верный адепт Будды, может быть, единственный человек, которому Будда полностью и безоговорочно доверяет. Есть усталая ироническая женщина, всегда в измятом полувоенном жакете и всегда с папиросой «Беломорканал» в полуопущенном угла рта».

Лидия Макаровна воюет с начальством за то, чтобы для молодых специалистов сделали нормальное общежитие:  такое, где нет льда по углам помещения — а в старом он не тает даже летом, где крепкая крыша и можно не бояться ни дождей, не метелей, где не семьдесят коек в одном месте, а отдельные роскошные комнаты:  на два жильца.

 

Книга объемна   —  а время у фильма ограничено, нужно урезать, перекраивать сюжетные линии, сокращать количество героев, сокращать время, за которое произошли описанные в книге события

Герои, кстати, получились все как один обаятельными в каких-то космических масштабах, от Кефира:

и Бога Огня:

До прелестной Тамары:

Одно удовольствие смотреть на них на всех.

Для того, чтобы рассказать о Территории людям, далеким от геологии, создатели фильма применили такой прием: повествование от лица стороннего человека.   В книге автору ближе всего Сергей Баклаков, его глазами мы видим основные события, это взгляд изнутри.

В фильме же рассказ идет от лица журналистки Сергушовой. Это  — взгляд извне, со стороны.

 

И получается вот какая интересная штука… В книге молодая журналистка оказывается на Территории отнюдь не по своей воле,  ленинградка, она мечтала о работе в Риме — а оказалась на краю земли, в богом забытом Поселке, вынуждена сидеть голодной в недостроенной общаге, спасаясь от холода под маминым одеялом. В дверь ломятся какие-то странные нетрезвые типы с коньяком наперевес и у каждого —  только ослабь оборону  —  наготове душераздирающая  история о тяжелой судьбе одинокого  мужественного  полярного волка.  Она —  неприкаянная жертва обстоятельств. Во всяком случае, по мнению Баклакова: «Он очень жалел  Сергушову. Он жалел, потому что знал: она никак не может найти себя. Как женщина, человек, в конце концов, журналист».

В фильме же «многоуважаемая товарищ Сергушова» амазонка еще та, которая прекрасно знает, чего она хочет: а хочет она писать о золоте Территории, узнав о нем в Городе и ринувшись вместе с Буддой в Поселок.  С такой мотивацией ни холод, ни голод ей нипочем.  Она здесь — как рыба в воде.

В книге — глядя на события глазами Баклакова — мы не очень понимаем, почему  ему,  разведчику  Баклакову, надежному  парню, питерская журналистка предпочла ненадежного съемщика Гурина. 🙂

Ведь, кроме шуток,  Баклаков прав:  единичный философ, балагур и интеллектуал Гурин — опять же при всем своем циничном брутальном обаянии — человек с гнильцой внутри, слабый. Его сил еле-еле хватает на себя самого, на других — уже не остается.

И дело тут даже не в том, что они — соседи по комнате — оба (якобы в шутку)  ухаживали за одной девушкой, а проник, в итоге, под жаркое одеяло «Сахара» Гурин, что, разумеется, обидно для  его соперника.

Дело в том, что Гурин при этом соперничестве, оказавшись счастливым обладателем женщины,   целенаправленно и расчетливо унизил Баклакова, русским языком пригласив его на совместные посиделки в комнату журналистки после работы, и поставив перед закрытой дверью, за которой разворачивался бурный секс:

» — Сергей! — окликнул его вышедший следом Гурин. Баклаков оглянулся.

— Я проспорил дюжину шампанского нашей приятельнице. Соизволь вечером заглянуть.

— Я чертежника у топографов сманил. Часов до девяти буду на работе. Потом зайду…

… Он вышел из управления в десять часов. С бухты дул несильный, но острый, как нож ветер. Поднимаясь из низинки, он увидел в ее окне квадратную тень головы Гурина. Он подумал о Суюмбике и о том, как у них зимой. Наверное, у них хорошо и ясно зимой.

Он постучал, но ему не ответили. В комнате послышалась какая-то возня. Баклаков сказал дурацким голосом: «Это я». И даже дернул дверь. Дверь была заперта. По дороге он все-таки не выдержал и оглянулся — свет был погашен. Ему было стыдно, как никогда.

… Было воскресенье, и он вспомнил, глядя на нетронутую койку Гурина, что забыл оставить заявку, чтобы его пустили на работу. Теперь вахта уже не пропустит. Придется сидеть дома.

«Не смотаться ли на лыжах?» — подумал он. Но и этот вариант не годился. В темноте по каменным этим застругам в два счета превратишь драгоценные «ярвинен» в щепки.

Часов в двенадцать он услышал баритон Гурина, смех, потом хлопнула дверь и стало тихо. «Схожу на бухту пешком», — решил Баклаков.

Появились Гурин с двумя бутылками шампанского и прораб Салахов, который нес кружки и бутылку спирта.

— Давай оросим душу, — сказал Гурин. — Посмотрим на жизнь сквозь вино.

Было видно, что он уже крепко выпил с утра.

— Пойду компот принесу. — Салахов вышел.

— А ты знаешь, сокоешник, — усмехнулся Гурин. — Наша приятельница под платьем не такая худышка, как это можно подумать. Вовсе даже наоборот.

Баклаков увидел, что глаза у Гурина какие-то совершенно пустые. Он встал и очень сильно ударил его «.

Драку в фильме нам не показали, а жаль: вот я бы с куда большим удовольствием посмотрела на нее, нежели чем на голую попу бегущего по льду за собаками человека.

Но зато в фильме мы  видим, на чем основан роман Гурина и Сергушовой — они же одного поля ягоды, у них единый культурный код, они оба из Ленинграда.  Они говорят на одном языке — ну как же тут устоять?

И оскорбительная каверза Гурина оборачивается для Баклакова неожиданной удачей: она помогла решить задачу по разгадке совместного сосуществования золота и олова на Территории. Баклаков бы разобрался и так, но позже. А тут, в ярости,  — получив адский взрыв адреналина в крови — он за одну ночь разобрался и в загадке золота Территории, и в своей личной судьбе.

 

Это позволило подготовить в срок отчет для защиты его в Городе, доказать наличие золота на Территории и получить требуемые средства для проведения уже полноценной разведки.

Мы видим эту напряженную ночь в темном, холодном помещении управления, раскалена электрическая плитка и булькает на ней колба термического стекла с кипящей водой.

Но смещение ракурса повлекло за собой определенные тектонические подвижки… По логике фильма получается, что книгу «Территория» написала журналист Сергушова: Гурин ее собой в партию не взял, и чтобы любимая женщина не кисла от скуки в Поселке, посоветовал ей, беззаботно тыкая пальцем в клавиши пишущей машинки: «Книжку напиши».

Но «Территория» написана Олегом Куваевым!

 

Это — очень мужская книга, с безапелляционными высказываниями, со страстными,  спорными утверждениями («работа на износ, как высшая цель существования»),  с вызовом. Но  автор свою жизнь прожил в полном соответствии с продекларированными в книге принципами — и ушел от нас в том возрасте, когда уходило очень много геологов. Я с детства помню, что в той  среде, где жили и работали родители, возраст от сорока до пятидесяти считался очень опасным для мужчин. Уже наступает усталость организма после работы на износ, а человек все пытается жить в соответствии со старыми установками. И тут его инфаркт — бац!,  инсульт — бац!,  язва желудка, цирроз печени, зубы сыплются, суставы болят… Романтика суровых мест — она же только издалека, в книжках прекрасна. А на самом деле это очень тяжело и нужно сильно-сильно любить свою работу и северную землю, чтобы так жить… И вот если геолог сможет перейти за пятидесятилетний рубеж — у него есть шансы прожить еще долгий, относительно спокойный отрезок жизни — особенно, если он не один, если это семейная пара, где оба — геологи.

И Олег Куваев, инженер-геолог, жизнью своей оплатил право говорить:

«День сегодняшний есть следствие дня вчерашнего, и причина грядущего дня создается сегодня. Так почему же вас не было на тех тракторных санях и не ваше лицо обжигал морозный февральский ветер, читатель? Где были, чем занимались вы все эти годы? Довольны ли вы собой?…»

В устах же молодой журналистки Сергушовой эти слова звучат совершенно по иному.

Так же крайне спорной представляется мне предфинальная сцена, где Баклаков, идущий своим маршрутом в паре с Седым до смычки с маршрутом Жоры Апрятина, находит золотую ЖЫЛУ:)  в живописной скале —  чтобы все поняли, вот оно, нашли! После чего бывший уголовник Седой, обезумев, стреляет в Баклакова, забирает золото и уходит.

Но зачем, зачем Седому все это?!

Да, он бывший уголовник — но ведь  Территория то  место, где людей оценивают по их реальным качествам, все же на виду.  Здесь он — уважаемый человек в команде самого Будды! («Валька относился к Седому с молчаливым почтением»).  Участник общегосударственного дела.  Частица великолепной команды.

Знаете, сколько денег он получит по окончании полевого сезона? Мамин двоюродный брат Денис Васильевич Овчинников всю жизнь вспоминал, как он — парень из деревни Красноярово, что под Улан-Удэ  —  после своего первого сезона работы в геологии получил столько, что мог легко «Волгу» себе купить.

Закончится летний полевой сезон — и согласно трудовому законодательству Седой поедет в оплачиваемый  отпуск поправлять здоровье.  Зарплата с северными, отпускные, плюс еще государственная премия за открытие месторождения. В самый бархатный сезон он сможет рвануть на лучшие  курорты Крыма, в здравницы Кавказа, где счастливые официанты вокруг него будут лезгинку танцевать.

Именно он, Седой, а не фотограф Гриша «Шесть на девять» из «Места встречи…» имеет все шансы  хвастаться громкими победами над женщинами —  вплоть до укротительниц тигров.

Сможет после  огромного! законного!  отпуска вернуться в Поселок  и рассказывать небрежно  приятелям:

— Влюбилась там в меня одна балерина, прям как кошка. Любила меня страстно…

И это будет чистой правдой: потому что он — в новеньком, с иголочки, модном костюме и совершенно чистых носках,   до синевы побритый, подстриженный, одеколоном побрызганный в парикмахерской по высшему разряду, весь такой вернувшийся с Севера герой  —  в состоянии зайти на курорте в ювелирный магазин, скупить там — совершенно законно — прилавок золотых украшений, ссыпать их небрежно горой на поднос и сложить к ногам дамы сердца: мужественный, но такой одинокий  полярный волк, не желаете ли коньячку за наше неожиданное приятное знакомство?…

И весь этот праздник жизни он рушит в один момент:

а) становясь рецидивистом,

б) подводя себя под ряд расстрельных статей,

в) лишаясь не только хорошо оплачиваемой, престижной  работы, уважения, но и северной  пенсии в пятьдесят пять лет — с возможностью выехать на постоянное место жительства в любую точку Советского Союза,

д) и все это на изолированной от Большой Земли Территории, покинуть которую можно либо самолетом, либо пароходом.

ЗАЧЕМ?

Мы же и так знаем,  что Жора Апрятин вытащит, донесет до людей  Баклакова, случись что,  как спасли сломавшего ноги Гурина, как добрались до Салахова и Феникса, оставшихся зимой без еды и топлива в тундре за триста пятьдесят километров до Поселка и встречать спасенных сбежались  все.  Это же Территория, это же наши люди. Именно они — настоящее золото Территории.

«С нагорья в долину Лосиной ползла полоса тумана. Через час она накрыла их, и листы карты, металл винчестера и камни сразу покрылись каплями влаги.

… Через неделю Баклаков вышел на базу своей партии. Все повторялось, и он чувствовал привычное состояние неутомимости. Баклаков был очень доволен маршрутом и тем, что повстречал Жору Апрятина. Конфликта на западной границе маршрута не будет. Может быть, ему повезет и он встретит Семена Копкова. «Но если в начале маршрута везуха, то невезуха будет в середине или в конце», — думал Баклаков.

Палатка их стояла в долине, один край которой был голубым от цвета составляющих его лав, второй зеленым. Сидя на склоне, Баклаков профессионально вглядывался в контуры этой смешной долины. Он увидел Куценко, Карзубина и Седого. Они шли с верховьев ручья. Судя по нагруженным рюкзакам, также ходили в многодневку. Они подошли к палатке, заглянули в нее, и все трое стали смотреть на горы. Видимо, ожидали, что Баклаков уже вернулся. Баклаков сидел неподвижно, и увидеть его на фоне камня было нельзя. Куценко разулся. Обостренным зрением Баклаков видел его квадратные ступни. Кученко всегда разувался после маршрута. Карзубин с чайником пошел к ручью, из палатки донесся шум примуса. Была предвечерняя тишина, и звуки доходили очень ясно и четко. Баклаков поднялся и бегом на легких ногах стал спускаться по склону.

«Мы все обреченные люди, — думал он на ходу. — Мы обречены на нашу работу. Отцы-пустынники и жены непорочны, красотки и миллионеры — все обречены на свою роль. Мы обречены на работу, и это, клизма без механизма, есть лучшая и высшая в мире обреченность».

— Эпиталама! Начальник идет, — громко сказал у палатки Валька Карзубин.

Им еще предстояло, матерясь, проклиная судьбу, разыскивать во время июльского снегопада третью продуктовую бочку. Вальке Карзубину еще предстояло стонать ночами от ломоты в непривычных к мокрой работе руках. Им еще предстояло выбраться в верховья Ватапа, Серой Воды, и месяц плыть по реке, пересекать в маршрутах тундровые урочища. Им предстояли выход в пустынное устье и переходы по штормовому осеннему морю. Им предстояли маршруты в глубь побережья, предстояло слушать свист ветра в песчаных дюнах, и ждала  работа в гиблой губе Науде, насквозь пропахшей сероводородом. Им предстояло запомнить багровые на полнеба закаты и колебание одинокой метлицы на галечных косах. Предстояло неделю сидеть у Туманного мыса, ежедневно пытаясь его обогнуть. Каждый раз шквальный ветер отшвыривал их обратно, они молча выбирались на берег, жгли костер из плавника, сушились и снова сталкивали вельбот на воду. И снова ветер заливал их и отбрасывал обратно за скалы.

Лишь ярость окончания сезона давала им в это время силы. Им предстояло запомнить это лето до конца дней, потому что оно напоминало о себе перебоями сердца, ночной испариной тела.

Может быть, это было последнее лето по старой методике «Северстроя» — «делай или умри».

И в целом фильм «Территория» —  хороший фильм.  Он рассказывает моим детям о моих родителях. Показывает Север.  Уже за это я ему благодарна.

Качественное издание книги «Территория», приуроченное к выходу фильма, сделало издательство «Paulsen»:  http://www.paulsen.ru/catalog/polar/890/

Официальный сайт фильма: http://territoriafilm.ru/

Группа фильма «Территория» ВКонтакте: http://vk.com/territoriafilm